В издательстве «АСТ» вышла книга Маргариты Симоньян «В начале было слово — в конце будет цифра»

Конец света уже здесь, только человечество не заметило этого за бедствиями, поразившими его. На Земле прогремела ядерная война, новая медицина научилась воскрешать людей — и теперь на планете проживают сотни миллиардов вернувшихся к жизни.

/ Источник: Иван Шилов (с) ИА Регнум

Уже не одно десятилетие люди живут под тотальным контролем «Искусственного Я» — всемирного интеллекта, устанавливающего свои порядки. Человечество лишено всего, что способно вызвать искренние эмоции — от любви и религии до поэзии и чтения книг. Даже само слово «человек» находится под запретом — люди с отредактированным геномом, вживленными чипами, лишенные пола, именуются просто «человекообразными».

Те, кому повезло, наслаждаются бытовым комфортом Запретного района под сенью памятника святой свинье Гертруде, которой Илон Маск впервые вживил чип в далеком 2020 году. Остальные же пытаются выжить на радиоактивных свалках Автономной Демократии в развалинах разрушенных ядерными ударами мегаполисов.

Но и в этих условиях люди остаются собой: злодеи ищут власти над слабыми, алчные пытаются искать выгоду, потакая сильным, а добрые спасают тех, кого можно спасти.

Молодой ученый Альфа Омега помогает тем, кто, по его мнению, страдает несправедливо — и очень скоро понимает, что для спасения людей ему необходимо вернуть память о собственном загадочном прошлом и вступить в схватку со всемогущим ИЯ…

Многоуровневый полифонический роман Маргариты Симоньян, безусловно, будет интересен любителям серьезной литературы, всем, интересующимся религиозной философией и новыми историческими концепциями, а также каждому читателю, желающему лишний раз вспомнить о том, что свет надежды остается с нами, даже когда на мир надвигается тьма.

Новая книга Маргариты Симоньян вышла в серии «Мысли о Родине» — и это отнюдь не случайно.

Несмотря на глобальность авторского замысла, описывающего Апокалипсис в реальном времени, многие мысли писательницы касаются России, ее непростой судьбы и особого характера, способного стать преградой на пути сил зла. Всей собой — от сложного и многогранного русского языка до многочисленных православных святынь — Россия, по слову автора, вплетается своей судьбой в судьбы мира и способна стать залогом его спасения, если граждане страны в сегодняшние непростые времена сумеют осознать свою ответственность перед страной и всей планетой.

Жанр этой многоплановой, насыщенной смыслами книги очень трудно определить однозначно.

В нее есть элементы философского роман и драмы абсурда, евангельской притчи и антиутопии, и все это щедро приправлено постмодернистскими отсылками к литературным, драматургическим и философским сокровищам мировой гуманитарной истории.

Описывая события Апокалипсиса в реальном времени, автор с легкостью оперирует культурными кодами, с их помощью цепляя генетическую память и знания читателя, с уверенностью опытного лоцмана сообщая ему точные координаты сегодняшнего местонахождения человечества и обозначая рифы, которые нам жизненно необходимо обогнуть на своем историческом пути, чтобы не попасть в смертельную апокалиптическую ловушку, которой грозит будущее.

Композиционная структура романа состоит из нескольких разных по размеру, но одинаково значимых частей, разделенных между собой не столько географически, сколько исторически.

И пусть географически сюжет переносит нас с одного континента на другой, из древнего Эфеса — в виртуальную постапокалиптическую Москву, переполненную запретными развлечениями, с радиоактивных развалин Нью-Йорка — в тихую благодать соловецкого скита — этих изменений на фоне разворачивающихся событий можно и не заметить.

Последние дни перед концом света, переживаемые человечеством, обнажают главные противоречия, которые автор описывает сильными, яркими штрихами, — противостояние Добра и Зла, Света и Тьмы. Именно они становятся основой сюжетной линии, проходящей во времени от эпохи Христа и первых апостолов до второй половины XXI века, ставшего ареной ядерного апокалипсиса.

Именно противопоставление прошлого и будущего становится первоначальной основой многомерного сюжета книги, где древний истинный мир противостоит симулякрам будущего мира антиутопии.

В древнем Эфесе умирает Иоанн Богослов, выполнив свою главную задачу — оставив потомкам слово Божие, предупреждающее послание о конце мира, — а в Риме император Нерон убивает свою жену, императрицу Поппею Сабину, уверовавшую во Христа стараниями святого.

Библейские события автор описывает плотным, богатым, образным языком: читателя захлестывают запахи и звуки, многочисленные детали позволяют полностью погрузиться в художественную реальность, а глубокое знание автором библейских текстов помогает сплетать их с образными картинами жуткого цифрового будущего, эпохи последних дней.

Именно здесь, в немногочисленных эпизодах библейской истории, наряду с яркими, живыми картинами мира, живут истинные чувства и эмоции, истинная вера и любовь, стремление к спасению души и мужественное смирение перед лицом страшных предзнаменований.

Плоскость апокалиптического будущего также вплетается в планомерное, неспешное повествование о пути человечества от надежды на жизнь вечную к последним дням.

Параллелей в разделенных двумя тысячелетиями мирах обнаруживается много, даже слишком много, и автор мастерски подчеркивает их в образах воскрешенных медициной будущего исторических персонажей, которые и в новых условиях остаются собой.

В полном соответствии с принципами театра абсурда Ионеско и Беккета, на свалках разрушенного ядерными бомбами Нью-Йорка Нерон остается все тем же неудачливым лицедеем и злобным садистом, Гитлер мгновенно находит общий язык с Иудой, Эйнштейн с Шекспиром даже в голодном рабстве рассуждают об отвлеченных материях, Билл Гейтс пытается усидеть на всех стульях сразу, а святой Иоанн обращает колеблющихся, открывая им свет Божий, — и ведет новообретенных последователей в иудейскую пустыню воскрешать Христа.

Но, в рамках той же абсурдистской парадигмы, кажущийся хаос постепенно обретает кристальную ясность, освещая истину с легкостью и непосредственностью ребенка, рассмеявшегося над отсутствующим платьем голого короля. Старая жертва не поможет новому миру. Чтобы спасти праведных перед лицом Апокалипсиса, миру потребуется новый Христос, отягощенный тяжелым опытом нового знания, и все же способный найти надежду даже в последние времена — в вере, в любви, в науке и в человеке.

Надежду на спасение человечество обретает в лице Альфы Омеги — молодого ученого, который трудится над материальной сферой Запретного района, уютного места жизни для немногих избранных, где климат и природа напоминают о райских кущах, всегда вдоволь еды и воды, где лечится любая болезнь и даже смерть, и можно проводить время в непрерывных развлечениях. Но райским это место может показаться лишь на первый взгляд.

На самом деле, жители Запретного района счастливы лишь до тех пор, пока соблюдают законы, установленные ИЯ — «искусственным Я», воцарившимся над человечеством искусственным разумом. Им нельзя использовать слова «мужчина» и «женщина», «мать» и «отец», и даже слово «человек» под запретом — чтобы не оскорблять ближайших родственников, жители Земли, даже самые привилегированные, ныне именуются просто «человекообразными».

Здесь брак запрещен, чтобы не оскорблять чувства одиноких, а рождение детей — поскольку грозит окончательным перенаселением планете, переполненной толпами воскрешенных.

Здесь запрещены религия и Бог, здесь действует программа отказа от чтения, а вживленные в людей чипы сами определяют, какая информация нужна людям, — и большинству приходится обходиться антирелигиозными лекциями, в которых ИЯ сполна проявляет отсутствующее у него чувство юмора.

Рекламируя перед нововоскрешенными преимущества жизни под властью ИЯ, осуществляемой через чипы, жительница Запретного района заявляет, указывая на чипованного человекообразного: «Ему не нужно ни о чем думать. И поэтому у него никогда не болит голова».

Хуже мыслей могут быть лишь чувства — и над ними насмехается уже ИЯ, в своих антирелигиозных лекциях для жителей Запретного района со смехом комментирующий отношение Бога к людям: «Бог их любят, а они его бесят! Идиоты! Почему он их продолжает любить — непонятно. Тоже, наверное, не от большого ума». Ему, как и его верноподданным, добровольно отказавшихся от возможности мыслить и чувствовать, невдомек: чтобы любить и верить, надо иметь душу. А чтобы делиться своей любовью и верой, надо иметь слово. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх», — говорит Иоанн Богослов.

ИЯ этого не понять: из человекообразных страх эффективнее всего изгоняется наркотиками, входящими в состав стабилизаторов. А тем, у кого нет глубоких чувств, не нужно и Слово — достаточно того, что в доступе всегда есть «стабилизаторы» с одурманивающей наркотической начинкой, и плоды, волшебным образом произрастающие на созданной Альфой Омегой смоковнице.

В отличие от мира библейских легенд, этот мир последних дней человечества не имеет глубокого содержания, смысла и цели. Это мир симулякров, псевдоличностей и псевдообразов. И язык книги при описании этой антиутопической реальности неуловимо меняется.

От многомерного, детализированного образного письма автор переходит практически на оруэлловский новояз, безликий телеграфный пунктир, которым четко, словно в протоколе, фиксирующем место преступления, рисует картины, не имеющие глубинной логики и смысла. Так, вместо записи к врачу жители Запретного района подают заявки на «ремонт человекообразного» в ремонтную поликлинику, где над ними проводят ремонтные работы, избавляющие от боли, увечий и смерти.

Ремонтирует людей плотник, в шкафу у которого вместо медицинских инструментов лежат долота, стаместки и наждак, на складе хранятся грубые мертвые заготовки любых человеческих органов, а нанозеленка, залечивающая швы и дыры от болтов, налита в аквариум, где вместо рыб обитают бурые водоросли. Обретаемая в стенах мастерской вечная жизнь ощущается как вечная смерть, проклятие сродни бесконечности в аду.

Глубокое знание культурной парадигмы, умение подмечать детали и строить из них многослойные образы помогает автору раз за разом строить метафоры, которые доносят до понимающего читателя смысл происходящего. Смоковница, с которой срывают плоды бездумные и безучастные человекообразные, в Ветхом завете является символом мира, процветания и Божьего благословения, но в Новом завете она — символ последних времён человечества.

В Евангелии от Матфея Иисус говорил о смоковнице как о знаке Своего скорого возвращения. Избранная часть человечества наслаждается плодами материального процветания под знаком конца света — и даже это знание не заставляет его устыдиться собственной ущербности.

Борьба с каждым осмысленным словом, несущим отпечаток истинных человеческих чувств, — одна из главных задач ИЯ. Она естественна для мира эмуляторов и муляжей: ведь только в слове содержится душа, оно создает ткань реальности и наполняет ее смыслами, наполняет ее Богом. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», — так начинается Евангелие от Иоанна.

Поэтому ненависть ИЯ к слову практически не имеет логических оснований, она иррациональна так же, как иррациональна ненависть одержимого к распятию. ИЯ не может пользоваться словами и не понимает мистерии языка: его замыкает отсутствие слов на «ы», он никак не может понять места идиом в языке и, постоянно пытаясь их употреблять, выдает лишь бессмысленные искусственные конструкции вроде «курица не воробей, вылетит — поймаешь», «и на старуху бывает бес в ребро».

Особую ненависть ИЯ испытывает к русскому языку с его сложными синтаксическими и грамматическими хитросплетениями, обеспечивающими свободу выражения духа через слово.

Новый мир, особенно Автономная Демократия, где правит хаос, уже давно выработал свой новояз. Человекообразные складывают слова с трудом, выкручивая грамматические конструкции так, словно намеренно хотят причинить им боль. Тюрьма здесь именуется «центральной спортплощадкой», а «скорая помощь» — автозак, доставляющий сюда заключенных.

Общее для всех человекообразных приветствие, изобретенное ИЯ, — «Лишь бы не было войны!» — очередная бессмысленная пустышка, обнажающая запрет на чувства — от ненависти до чувства справедливости.

В отсутствие смыслов реальность то и дело сворачивается в спираль, переворачивается вверх дном и меняется на глазах, словно дешевая старая декорация в провинциальном театре. Ягненок, сопровождающий Альфу Омегу, от лает, то отращивает рога, то плачет, как ребенок, — и это не смущает никого, включая владельца. Рыба, напечатанная на биопринтере и вымоченная в реке, становится свежей в глазах потенциальных едоков, но, будучи уроненной в нанозеленку, обретает такие же питательные свойства.

В мире цифры нет правды, нет веры и нет Бога — ведь в нем нет Слова, того самого, что было с Богом с начала времен.

Отрицание бездушного мира цифры для главного героя начинается именно со слова. Ученый, с неослабевающим любопытством исследующий физическую ипостась реальности, он открывает для себя энергию Веры, способную дать каждому то, что ему более всего необходимо. Для кого-то из жителей нового мира это вобла, для кого-то — портвейн, но для самого Альфы Омеги Вера открывает не только уникальные способности, но и возможность чувствовать боль других людей и безусловную любовь к ним. Именно она открывает перед ним бесконечные возможности искреннего, честного Слова.

«Вранье — антагонист Веры. Увеличивая количество вранья во вселенной, мы уменьшаем количество веры». Истинный ученый, он готов на себе доказывать действенность своих теорий. У него слово значит ровно то, что оно значит, а это в мире победившей цифры — фактически преступление. Не зря автор с самого начала дарует ему терновый венец: в мире муляжей искренний человек — сродни Христу.

С обретением любви к Маше, подрабатывающей в эскорт-сервисе виртуальной Москвы, к нему возвращается истинное восприятие реальности: в описаниях зеленых ящериц под бурыми камнями, за которыми наблюдают влюбленные, автор возвращается к сочному, богатому языку, который использует для истинной реальности библейских притч.

Именно с этого момента исковерканная реальность начинает обретать простые и ясные формы. Безумное многоголосье мира выстраивается в мощное двухголосье Добра и Зла, а система персонажей, мелькавших перед читателем в абсурдном калейдоскопе, укладывается в ясную и строгую новозаветную парадигму.

Рядом с Альфой Омегой встают блудница Маша, его батя — плотник из «ремонтной поликлиники», воскрешенная Мария Эфесская… К ожидающему человечество в финале книги Апокалипсису автор демонстрирует с беспощадной ясностью: противостояние Добра и Зла неизбежно, но, сколь бы всесильным ни казалось зло, никакому искусственному интеллекту не выстоять перед истинной верой, и предательство Иуды не преодолеет любовь и всепрощение Бога и не отменит возможности спасения для праведных даже в самые последние дни мира.

Но цифровому разуму этого, конечно, не понять.

Еще больше информации в канале «Регнум» в мессенджере МАХ.

Источник